«Если не сейчас, то когда?»: Елена Ханга о любви к дочери, винтажным платьям и каждому прожитому дню

Общаясь с прекрасным журналистом и потрясающей женщиной Еленой Хангой, понимаешь, что неиссякаемый источник безграничного человеческого общения определённо существует.

И можно быть уверенным в одном – чем больше интереснейших вопросов удалось обсудить, тем больше хочется, чтобы они, как бесконечный и возобновляемый ресурс, появлялись снова и снова!

Интервьюер – журналист журнала Colady Татьяна Бабиченко.

Colady: Елена, вы – блестящий журналист, телеведущая и, помимо безупречного профессионализма и обаяния, обладаете уникальной эмпатией, благодаря которой любой человек, с которым вы общаетесь,  чувствует себя комфортно. Как вы думаете, для журналиста эмпатия – это обязательное качество?

Елена: Очень интересный вопрос. Действительно – журналистика ведь разная бывает. Если мы говорим про новости, то там эмпатия вообще не нужна – там нужно только констатировать факты. А тем, кто занимается какими-то журналистскими расследованиями, нужно, наоборот, иметь так называемый инстинкт убийцы и абсолютное хладнокровие, потому что вполне может так случиться, что они будут общаться с каким-нибудь коррупционером, но при этом очень обаятельным коррупционером, а он окажется настолько славным и милым в общении, что журналисты невольно начнут думать: «Ну как можно обвинить в чём-то такого прекрасного человека?» Хотя это, конечно, неправильно – они не должны так думать. Ну а тем, кто общается в жанре ток-шоу, для них эмпатия – это обязательное условие, иначе им в разговоре просто никто не откроется и ничего, кроме сухих фактов, не расскажет.

Colady: Вам ваша эмпатия когда-нибудь мешала?

Елена: Мне, например, трудно было бы делать интервью с чиновниками, политиками и вообще с кем-то, кого я должна поймать на лжи и лицемерии, потому что мне было бы неудобно ставить их в такое дурацкое положение. Например, когда мы делали программу «Принцип домино», на которую иногда приглашали чиновников, чтобы уличить их в чём-то нехорошем, я всегда испытывала сложности. И хотя у меня все вопросы были прописаны, и я знала, что должна их задать, мне всегда было как-то неловко. Ну не могла я этим заниматься!

Colady: Вы родились в Москве, закончили факультет журналистики МГУ, потом начали работать в газете «Московские новости». И вы были первой советской журналисткой, которую пригласили по обмену в город Бостон в газету Christian Science Monitor. Через какое-то время после этого вы стали учиться на психотерапевта в Нью-Йоркском Университете. А какая у вас на тот момент была мотивация пойти учиться на психотерапевтический факультет?

Елена: Ко мне часто подходили наши соотечественники и рассказывали о своей жизни в Америке, делились своими проблемами, говорили о том, как им непросто здесь живётся. Я их всех очень внимательно выслушивала, а им даже больше надо было высказаться, чем получить какой-то совет. И хотя многие мои знакомые говорили: «Лена, хватит тебе уже быть психотерапевтом!», мне это всё на самом деле было очень интересно. Или друзья говорили: «Как тебе могут быть интересны истории людей, которых ты вообще не знаешь?» А я просто обожала слушать разные истории!

Я всегда представляла себя в положении этого человека и хотела понять – как бы я сама повела себя в той или иной ситуации, что сделала бы в состоянии стресса или в состоянии сложного выбора. И также меня всегда очень привлекали многие морально-этические темы, всегда было любопытно анализировать выбор других людей. Тем более в Америке очень много наших соотечественников и им нужна услуга психолога или психотерапевта именно на русском языке – ведь душу, без сомнения, нужно лечить, общаясь только на родном языке.

Colady: И вы тогда получили законченное психологическое образование?

Елена: Нет, вышло так, что университет по этой специальности я так и не закончила. Хотя изначально у меня всё так удачно складывалось – вплоть до того, что я даже знала, в какую клинику меня возьмут работать. В принципе вся моя жизнь была уже распланирована. Но я была на втором курсе, когда в моей судьбе появился Леонид Парфёнов с идеей программы «Про это», который увёз меня на съёмки в Москву и в итоге телевидение оказалось моей самой большой страстью и адреналином на всю жизнь!

Colady: Но сначала вам же удавалось и учёбу, и съёмки как-то совмещать?

Елена: Да, сначала я совмещала: живя в Америке, летала в Москву, вела передачу «Про это», а потом снова возвращалась на учёбу в университет. Но мне же надо было каждый раз убегать с занятий, поэтому я всегда врала – говорила, что у меня или «тётя» заболела или с «сестрой» какие-то проблемы. И вот в какой-то момент меня вызывает декан, а я стою перед ним и пытаюсь придумать очередную историю. И вдруг он кладёт на стол крупнейшую американскую газету «Нью-Йорк Таймс», а там целый разворот посвящён программе «Про это». Там было написано, что это самая популярная передача и плюс ко всему добавлена моя огромная фотография, где я стою в этом блондинистом парике. Я, конечно, смутилась, а он мне говорит: «Лена, ну это уже целый год продолжается, а ты всё приходишь и рассказываешь мне тут какие-то истории». Я думаю: «Ну всё – сейчас он меня выгонит». А он мне вдруг говорит: «Ну ладно, что тут поделаешь – я вам это зачту как практику. Вы же там разговариваете с гостями, а это – практика!»

Colady: Тем не менее вам это не помогло. Несмотря на то, что к вам так лояльно отнеслись, вы ведь всё равно решили сделать выбор в пользу не учёбы, а программы «Про это!»

Елена: Да, мне пришлось выбирать. Всё-таки совмещать было очень тяжело и к тому же на тот момент я думала, что всегда, в любой момент могу к этим занятиям вернуться. Но в итоге вышла замуж, родила и к учёбе уже так и не вернулась.

Colady: Но у вас сейчас дочь, кстати, тоже учится в Америке на психолога.

Елена: Да, Лизе тема психологии тоже очень интересна и сама профессия психолога становится в нашем обществе всё более и более востребованной.

Colady: Если говорить о вашем общении с дочерью, насколько вы считаете себя тревожной мамой?

Елена: Я не просто тревожная, я – сумасшедшая мама!

Colady: А вы как-то пытались стать более спокойной, как-то контролировать свою тревогу?

Елена: Нет, это невозможно. Если бы у меня было намного больше детей, чем одна-единственная дочь, то, может быть, я и не была бы такой тревожной. Вот у моей подруги пятеро детей и в её случае я всегда поражалась: сидим мы, например, с ней на кухне – один ребёнок уже откуда-то грохнулся, второй плачет, третий берёт и прямо с пола что-то ест. И если бы такое с моей дочкой случилось, я бы уже сто раз с ума сошла! А подруга мне говорит: «Да ладно, успокойся – всё нормально, ничего страшного. Ну, съел он что-то с пола и съел – здоровее будет!» Но у неё пятеро, а у меня она одна, поэтому у меня нет этого эффекта «привыкания», и я над ней постоянно, как курица, крыльями хлопаю.

Colady: До сих пор?

Елена: Да, до сих пор! Я всегда была очень тревожная, но весь ужас в том, что и сейчас ничего не изменилось.

Colady: И в чём сейчас ваше беспокойство выражается?

Елена: Сейчас, когда она живёт и учится в Америке, я собрала телефоны всех её подружек, преподавателей, тренера, соседей по комнате. И я ей говорю: «Ты можешь делать всё, что угодно, здесь я не требую отчёта, но только, пожалуйста, отвечай на мои телефонные звонки. Я тебя не спрашиваю: «Как ты? Что там у тебя происходит? Но ты просто ответь на звонок и скажи, что у тебя всё нормально, и я не буду приставать – буду стараться держать себя в руках. Но если будет какой-то промежуток времени, когда я не смогу тебя услышать, и от тебя не будет обратной связи, предупреждаю – я прилечу в Америку со сверхзвуковой скоростью! Так что лучше просто ответь на звонок».

Colady: А уже был такой случай, когда вы тревожились настолько, что воплотили свою угрозу в жизнь?

Елена: Один раз такой случай почти наступил. Ей было тогда лет 13, и она была на сборах в Хорватии. Я звоню, она не отвечает, но я же знаю её расписание и понимаю, что тренировка уже закончилась, поэтому она должна быть в своём номере. Я звоню тренеру – он тоже не отвечает, я звоню в гостиницу, я нашла учеников, которые с ней учатся, подняла на ноги каких-то людей. Выяснилось, что она поругалась с тренером и куда-то ушла. Я всех в срочном порядке мобилизовала и сказала: «Ищите её, а то я сейчас сама приеду и тогда всем мало не покажется!» Они пошли, взломали её номер, а она сидела там, обиженная после ссоры с тренером, и плакала. Ну а я уже, естественно, выбирала рейсы и собиралась к ней лететь. Ну я же не могла спокойно сидеть и ждать, пока её найдут!

Colady: А ваша дочь обижается на такое ваше поведение? Считает ли она это нарушением её личных границ или в принципе она уже к такому привыкла и смирилась?

Елена: Я считаю, что я не нарушаю её границы – я же не спрашиваю у неё: «Что ты делаешь? Кто там рядом с тобой?» Я просто прошу её сообщить, что с ней всё в порядке. Хотя, нет! Всё же я позволяла себе нарушать её границы. Был такой момент. Когда она только начала учиться в университете, я просила её приходить и ложиться спать вовремя, чтобы не было никаких гулянок, а о том, чтобы поздно оставаться у кого-то не в своём общежитии, даже речи быть не могло. И вот я ей как-то звоню, и она подозрительно тихим голосом говорит, что всё хорошо. Но я же не просто слушаю – я же ещё и чувствую. Я говорю: «Ты где?», она отвечает: «В номере». Я прошу: «Включи свет», она говорит: «Не могу, моя соседка уже спит». И я ей заявляю: «Да? Тогда покажи мне свой паспорт!» А паспорта у неё с собой и не было, потому что она была не у себя в номере!

Colady: Как тонко и изящно вы её «раскусили!»

Елена: А после этого она мне говорит: «В следующий раз я возьму паспорт с собой», на что я ответила: «Пожалуйста! В следующий раз я попрошу показать что-нибудь другое». Но тогда был первый курс, ей было всего 17 лет, мозгов ещё не было. Сейчас я, конечно, такие вещи не делаю. Ей уже 20 лет и она прекрасно понимает, что на следующий день ей в 5 утра вставать, так как до учёбы у неё тренировки и, если она позволила себе накануне какую-то вечеринку и потом из-за этого не может встать, то кому она, в конце концов, сделала хуже? Только себе! Но такое понимание только с возрастом приходит.

Colady: Она занимается игрой в теннис?

Елена: Да, она поступила в университет по стипендии. Университет оплачивает ей обучение и стипендию, а она играет за этот университет в теннис. И чтобы выигрывать – ей надо тренироваться каждый день. При этом ей и учиться надо тоже хорошо, потому что если плохо учишься, то тебя не допустят до соревнований и лишат стипендии. А если ты лишаешься стипендии, то мне тогда придётся платить 80 тыс. долларов в год за обучение. Поэтому мы все прекрасно понимаем, что развлекаться, конечно, можно, но если это отразится на результатах, то это будет последнее развлечение в стенах университета.

Colady: Сейчас вы активно продолжаете заниматься своей профессией – ведёте свой канал «ХанГость» на Youtube и ВКонтакте. Вы обсуждаете разные темы, в том числе, и очень болезненные – например, говорите на тему домашнего насилия.

Елена: Да, но я это обсуждаю не в формате – хорошо это или плохо. Понятно, что это плохо. Например, когда мы говорили о случае с Маратом Башаровым и ему подобными, то вопрос был в следующем: как общество должно относиться к человеку, если он применяет домашнее насилие по отношению к жене, но при этом остаётся милым соседом, добрым другом или хорошим профессионалом?

Colady: То есть, может ли он после такого быть «рукопожатным»?

Елена: Да, принимать ли его в обществе? И можно ли считать молчаливым согласием и даже поощрением тот факт, что его приглашают в гости, делают вид, что ничего не знают, что никого это дело не касается? И, в конце концов, является ли такое поведение общества невольным одобрением того, что он продолжает это делать?

Colady: И каково ваше мнение на этот счёт?

Елена: Моё мнение, что поощрять это, конечно, нельзя, так как человек будет думать, что такое поведение – это нормально и что раз его продолжают принимать в обществе, хлопать по плечу, улыбаться, значит, можно и дальше продолжать в том же духе. Но это, конечно, очень сложная тема, так как иногда действительно не знаешь, как себя вести и как реагировать в подобных ситуациях.

Colady: Что вы имеете в виду?

Елена: Например, в доме, где я жила, у меня была соседка по квартире – мать с двумя детьми-подростками. И это был такой дом, где очень хорошая слышимость. И я вдруг в какой-то момент начала слышать, как там кричат дети: «Мама, мама, не бей меня!» То есть были довольно громкие крики. А поскольку у нас в семье не принято даже голос друг на друга повышать, то нам это особенно непривычно было слушать. Особенно вечером, когда вокруг тишина, телевизор уже не работает – и вдруг становятся слышны эти ужасные звуки. И я долго думала, как на это реагировать. В полицию я звонить не стала – соседи же вроде у себя в квартире находятся, а не на лестничной площадке кричат, где была бы общая территория и можно было бы вмешаться. А так всё происходит за их стенами. Но поскольку это случалось уже несколько раз, то я как-то на улице подошла к этой женщине и многозначительно ей сказала: «Знаете, в нашем доме очень хорошая слышимость и я слышу всё, что происходит в вашей квартире – имейте это в виду». И после этих моих слов всё прекратилось.

Colady: Но, может быть, всё-таки полицию надо было вызвать? Ведь дети кричали.

Елена: Не знаю. Я боялась натолкнуться на то, что никакая полиция не приедет, а мне просто скажут: «Это не ваше дело». И когда по улице эта мама с подростками ходит – они такие милые – улыбаются, никаких синяков на детях нет. То есть внешне вроде бы не к чему придраться, чтобы найти повод для вызова полиции. Если бы я, например, увидела, что в школу приводят малолетнего ребёнка, который весь в синяках – это одна история – тогда, конечно, я бы вызвала полицию. А тут внешне вроде бы всё не настолько плохо. Но в Америке, например, разговор короткий – ты пальцем не можешь тронуть ребёнка! Сразу приезжает полиция.

Colady: А у нас возможно сделать так же?

Елена: Думаю, у нас пока не будет такого. У нас скажут: «Не лезь – это не твоё дело!»

Colady: Но почему?

Елена: Потому что у нас общество считает, что бить ребёнка можно. Я же в своё время очень много делала передач на эту тему в программе «Принцип домино», куда приходили уважаемые, интеллигентные люди, которые, например, говорили: «Если бы меня в детстве отец не порол, я не был бы сейчас известным актёром, певцом и так далее, а сидел бы в тюрьме, потому что по молодости мы делали ужасные вещи». Или кто-то другой говорил: «Да, я считаю, что если ребёнок слов не понимает, то можно взять ремень и всыпать». Или считают, что можно дать пощёчину, если ребёнок что-то грубое сказал – наше общество это вполне одобряет. Или, например, когда муж бьёт жену, у нас всё ещё продолжают думать, что «бьёт – значит любит».

Colady: Всё-таки сейчас уже многие отходят от этого жуткого стереотипа.

Елена: Вовсе нет – не отходят! Знаете, сколько я эфиров на эту тему сделала? Почему у нас в стране закон о домашнем насилии телеведущая и депутат Госдумы Оксана Пушкина так и не смогла пролоббировать? У нас ведь его до сих пор так и не приняли. Потому что наше общество не готово. У меня недавно в эфире был человек, представитель церкви, который говорил, что очень часто жена сама виновата, что муж её бьёт. Она сама виновата – она его доводит, она психологически его изводит, она «достаёт» его, всячески провоцирует и вообще она таким образом как будто самоутверждается, поэтому он её и бьёт. Он говорил: «Не забывайте, что она была триггером, спусковым крючком в этой ситуации» и, более того, она как будто даже в какой-то степени «хочет» этого. У нас очень неоднозначное отношение к домашнему насилию.

Colady: А в Америке есть закон о домашнем насилии?

Елена: В Америке очень жёсткий закон о домашнем насилии. Если муж поднял руку на жену, то, даже если она потом говорит: «Нет, нет – не обращайте внимания, это ерунда» – ему всё равно запрещают к её месту жительства подходить в течение определённого срока. И там даже никто не будет спрашивать – простила она ему это или нет. Такое произошло, кстати, с моей подругой. Ей уже под 70 лет и как-то муж пришёл домой пьяный, и он её просто слегка толкнул – она упала, ударилась об угол стола, у неё пошла кровь, и она вызвала скорую. Приехала скорая и тут же позвонила в полицию. И её мужа, 75-летнего человека, выставили из квартиры и, хотя она потом бежала за ними и кричала: «Да перестаньте вы, у меня претензий нет!» – он всё равно в течение какого-то довольно долгого времени не мог даже подойти к их квартире и просил, чтобы дочь пустила его к себе пожить.

Colady: А у нас это таким же образом не может работать?

Елена: А у нас, например, муж избил жену, его забрали в полицию, а она утром прибежала и говорит: «Отпустите моего кормильца – кто у нас будет работать? Кто нас кормить будет?»

Colady: То есть женщины от мужчин сильно зависят и поэтому снисходительно к таким ситуациям относятся?

Елена: Да, есть такое двойственное отношение со стороны самих женщин. Они вроде и хотят в глубине души что-то изменить, но не слишком кардинально. Хорошо, конечно, когда и у мужчины, и у женщины есть отдельная квартира. Он на женщину руку поднял, она собрала вещи, забрала ребёнка и ушла. А если у них, например, одна квартира на двоих и женщине уходить просто некуда? Это на западе много так называемых убежищ, укрытий (shelter – убежище – англ.), куда можно уйти и жить там до суда.

Colady: А у нас нет таких убежищ?

Елена: Есть, но очень мало. У государства нет на это денег. На западе на это дают деньги частные фонды. Думаю, что общество у нас в стране к домашнему насилию относится как-то неоднозначно. Уже столько передач Андрей Малахов делал на эту тему и сколько мы все об этом говорили, но всё равно всегда найдётся тот, кто скажет: «А она сама виновата! Она сама его спровоцировала» Или: «А что же она так долго с ним жила, раз он такой плохой? Значит, её всё устраивало? Значит, что-то такое произошло, и он просто сорвался?» А у некоторых национальностей вообще традиция, что у женщин нет права голоса. Ведь в этом случае община тебя не поймёт. А ведь они живут в кругу этой общины и к кому тогда женщина должна идти жаловаться? Есть целые народы, где не принято жаловаться, не принято выносить сор из избы. Поэтому это очень сложная тема, но всё равно об этом нужно обязательно говорить.

Colady: К вам на Youtube-канал приходит много известных людей. Можно ли выделить какие-то темы, которые наиболее актуальны? Кто из гостей обеспечивает самый высокий рейтинг?

Елена: Знаете, кто собрал на моём канале больше всего просмотров? Гоген Солнцев! Хотя люди его постоянно ругают, говорят, что он такой плохой, ужасно скандальный и провокационный.

Colady: А чем лично вас он привлёк? Почему вы решили пригласить его на интервью?

Елена: Помимо того, что мне интересны самые разные люди, в последнее время я стала особенно интересоваться людьми, которые, как актёры, играют определённую роль и таким способом монетизируют свой образ. Гоген Солнцев, тот, которого мы все видим, на самом деле не такой. Но он понял, что тот имидж, который он себе искусственно создал, легко продать, что он успешно и делает. А я хотела показать другого Гогена – не такого, каким мы его привыкли видеть в созданном им самим образе. Он ко мне пришёл и выглядел абсолютно нормальным – не кричал, не хулиганил, не скандалил, не провоцировал. И люди мне с удивлением писали: «Это же совсем другой человек!» Но этот его спокойный, уравновешенный образ не продашь, а его любят именно за скандальность. Ну и пожалуйста! Он даёт людям то, что они от него ожидают.

Или ко мне недавно приходил Никита Джигурда. Он ведь на самом деле совершенно нормальный человек, из интеллигентной семьи, но он буквально «по щелчку» включается и переходит в роль абсолютно другого человека, потому что люди от него именно такого и ждут и настроены получить от него ту самую энергию невероятной провокации. Он сказал, что на скандале со свадьбой, разводом и повторной свадьбой они с женой – фигуристкой Мариной Анисиной – заработали порядка 100 тыс. долларов. А в своём театре он зарабатывает какие-то «копейки».  Естественно, он понял, какой именно образ лучше продаётся. И он культивирует именно его. Или тот же Владимир Жириновский. Он же был очень образованным, эрудированным человеком, но когда приходил на эфир, тоже «включался» по команде. Помню, перед эфиром он сидел и дремал, полузакрыв глаза, но потом начинался эфир, и он тут же вскакивал, начинал кричать, показывать свой якобы бурный темперамент, махать руками, но как только говорили слово «реклама» – он тут же спокойно садился и опять закрывал глаза.

Colady: Значит, сегодняшние тренды таковы, что человек не может просто быть собой? А чтобы свою деятельность монетизировать, надо выходить за рамки и обязательно быть кем-то другим?

Елена: Не «кем-то другим», а давать зрителям то, что они хотят получить. Например, я часто слышу, как ругают наше телевидение, говорят, какое оно плохое, какие плохие ток-шоу у Малахова или какая плохая программа «Пусть говорят». И я тогда спрашиваю: «А на прошлой неделе на канале «Культура», например, что вы смотрели?» В ответ говорят: «Ничего». Ну а тогда зачем вы жалуетесь, если вы ничего другого не смотрите? Давайте сравним рейтинг какого-нибудь чудесного документального фильма и фильма про того же Гогена Солнцева. Это как сравнить жёлтую прессу с каким-нибудь общественно-политическим изданием. Скандальность всегда привлекала и будет привлекать. А когда мы сами в гораздо большей степени, чем сейчас, захотим смотреть что-то более серьёзное – тогда нам и будут это показывать!

Colady: Когда вы общаетесь со своими гостями, у вас есть какие-то принципы общения? Например, если вас что-то очень интересует, но этот вопрос нетактично будет задать, что в итоге возьмёт верх – ваше профессиональное любопытство или чувство такта?

Елена: Когда я работала на телевидении, то я могла гостю легко задать самый неудобный вопрос с таким подтекстом: «Не нравится отвечать – не приходите!» Сам факт того, что человек пришёл не ко мне, а на канал НТВ, «развязывал» мне руки. И тогда чувства вины у меня не было. А сейчас, когда я приглашаю к себе, на свой канал – это совсем другая история. Люди делают конкретно мне одолжение, когда приходят, поэтому я заранее оговариваю с ними все вопросы. И я никогда не подставлю человека и не спрошу его о том, о чём он не хочет говорить. Понимаю, что это неправильно и даже, наверное, непрофессионально, но это мои гости и я не могу человека, который пришёл ко мне в гости, поставить в неудобное положение. Но на телевидении в программе «Принцип домино» я могла спросить о многом – там совсем другая подача и главное, что эти люди не являлись моими гостями!

Colady: А в программе «Про это» вам было также легко задавать вопросы? Выглядело, по крайней мере, всё именно так.

Елена: Это было обманчивое впечатление! Вы даже не представляете, сколько Парфёнов со мной мучился: заставлял смотреть в камеру и говорил при этом: «Лена, скажи это слово, назови эту часть тела, теперь – эту часть тела. И хватит уже глупо хихикать!» Для меня это было очень сложно сделать, ведь тогда было такое время, когда никто не говорил на интимные темы. Я и с мамой никогда не говорила на эту тему, более того, на эти темы мы даже с подругами не говорили. Единственное, что позволялось спросить у подруги, это многозначительное: «Было?» И она, глядя куда-то вдаль невидящим взором, отвечала: «Было!» И всё – больше никаких вопросов. И это лучшая подруга!

Поэтому я себе даже представить не могла, что смогу открыто обсуждать такие вопросы, но Парфёнов сказал: «Лена, ты завтра проснёшься звездой, потому что это такая тема, когда вчера было рано, а завтра будет поздно!» И мне пришлось делать над собой усилие и брать себя в руки. Гениальность этого проекта в том, что надо было найти такой тон, чтобы не рассказывать об этом в медицинском ключе и в то же время не скатываться в какую-то пошлость. И Парфёнов нашёл такую форму, и я считаю, что это скорее успех проекта, чем меня как ведущей.

Colady: Вы как-то говорили, что у вас равнодушное отношение к физическим тренировкам. Тогда как вы поддерживаете себя в хорошей физической форме?

Елена: Сейчас я открою один секрет. Я очень люблю винтажные платья в стиле 50–х, 60-х годов. И когда я жила в Америке, то очень много ходила по старым магазинам и скупала такие платья. Это было 30 лет назад. И во всех этих платьях я до сих пор хожу. Но я хочу и дальше в них ходить, потому что понимаю, что такие уникальные вещи сейчас уже не куплю. А ведь эти платья – как в фильме «Карнавальная ночь» – узенькая талия и пышная юбка. Поэтому для меня очень важно в них влезать. И тут хочешь или не хочешь, но надо быть в форме! Я, конечно, соблюдаю определённые правила – не ем после шести часов, устраиваю себе разгрузочные дни, каждый день по видеосвязи занимаюсь с подругами зарядкой, но самая главная цель остаётся одна – продолжать надевать свои винтажные наряды!

Colady: Уникальная мотивация!

Елена: Иначе я бы уже давно не влезла ни в одно своё платье. После родов мне моя стилист говорила: «Лен, ну что ты мучаешься – просто покупай одежду на 2 размера больше. Зачем страдать?» И я стала покупать её на 2 размера больше и чувствовала себя комфортно. Но так как у меня не было никаких ограничителей, скоро я поняла, что сильно прибавила в весе. Ну а что? Я хорошо себя чувствую, ем себе и ем! И после шести вечера ем и уже чуть ли не ночью ем. А зачем себя ограничивать, если можно взять платье на 2 размера больше? И через какое-то время я себе сказала: «Нет, стоп – надо собраться, так дальше нельзя». Поэтому желание надеть свои любимые наряды держит меня в тонусе.

Colady: Так как вы уже состоялись в жизни, к чему у вас на сегодняшний день самая яркая мотивация? К каким целям вы стремитесь?

Елена: Сейчас я хочу качественно проживать каждый свой день. Если раньше хотелось куда-то вскарабкаться, что-то сделать, а потом ещё и ещё – и всё это ради результатов, то сейчас я стараюсь максимально почувствовать жизнь. Я приглашаю на свой Youtube-канал тех людей, с которыми мне было бы интересно просто пообщаться. И поговорить с ними не об их профессии – про это можно и в интернете посмотреть, а спросить их про что-то совершенно другое – про то, что интересует лично меня. Я хочу хорошо разбираться в интернете, чтобы с дочкой быть на одной волне, потому что если раньше я её учила жизни, то сейчас она мне показывает мир.

Или я езжу, например, каждое воскресенье к друзьям на дачу, где мы устроили киноклуб: мы в 3 часа дня собираемся, обедаем, рассказываем, что произошло у нас за последнюю неделю, обмениваемся новостями, а затем поднимаемся наверх и смотрим кино. Потом, не торопясь, спускаемся вниз, пьём чай и обсуждаем это кино. И меня стала привлекать эта неспешность проживания жизни, потому что это повод ценить каждое мгновение. Особенно сейчас, в наше непростое время.

А ещё я хочу быть в хорошей физической форме, поэтому занимаюсь собой, так как очень не хочется, чтобы с жалостью говорили, что у моей дочери старая мама (я же Лизу поздно родила) или чтобы говорили, что я физически не соответствую своему подтянутому мужу или чтобы мне было неловко раздеться на пляже – этого я тоже не хочу. То есть, мотивации, конечно, и сейчас есть, но они уже другие – не глобальные, а более приземлённые.

И знаете, что я ещё сделала? Я стала покупать туфли на высоких шпильках. Я ведь всю жизнь ходила на низком каблуке. И тут я стала покупать туфли на шпильках, потому что поняла, что для меня это последний шанс ходить на таких высоких каблуках. Не в 70 же лет мне на них вставать.

Colady: Но на высоких каблуках даже в молодости ходить достаточно тяжело!

Елена: Да, но я же не на трамвай сажусь на этих шпильках – до машины дошла и села. Потом вышла, дошла до съёмочной площадки и снова села.

Colady: Всё равно тяжело!

Елена: Но вот это меня и пугает, что тяжело. Не хочется в себя впускать эти мысли – иначе так можно начать ходить только в кроссовках и ждать, когда нога начнёт «расползаться». Это в молодости можно себе позволить носить бесформенную одежду и какие-нибудь угги, в которых ноги кажутся короткими. А в зрелом возрасте надо носить всё самое красивое! Ведь это уже последний шанс побаловать себя красотой и запрыгнуть в последний вагон. Как-то так получилось, что раньше все ходили на высоких каблуках, а я это почему-то пропустила. А сейчас я даже сапоги покупаю на высоченных шпильках, потому что очень хочется испытать это чувство «нереальной» красоты! Потому что ведь если не сейчас, то когда?

Также рекомендуем вам прочитать ещё одну интересную статью: Секреты успеха и жизненные истины певицы Юлии Райнер