«Интервью через Вселенную»: разговор с Винсентом Ван Гогом о жизни и бессмертии
Никто так сильно не хочет обессмертить свои имена, как художники. Они живут и творят с такой неистовой силой, как будто впереди у них Вечность. И ведь они, как и их полотна, действительно бессмертны.
Пусть так и будет…
«Не верь, что мёртвые мертвы.
Покуда в мире есть живые
И те, кто умер будут жить»…
Разговор с Винсентом Ван Гогом.
«Я дал себе волю и потянулся за звёздами, которые оказались слишком велики…».
Итак, Mister Ван Гог, мы обсуждаем «ночную» тему в Вашем творчестве – невероятно волнующие картины «Ночь над Роной» и «Звёздную ночь». Глядя на эти полотна, понимаешь, насколько притягательным является для Вас это таинственное время суток! Что же такого особенного в ночной темноте?
Для меня ночь гораздо живее и богаче красками, чем день. Я бы сказал так: «Ночь – любимое время художника. Ночью ты – Творец наравне со Вселенной». Эта бесконечная, мистическая, завораживающая темнота вызывает у меня особенные переживания. Но картины «Ночь над Роной» и «Звёздная ночь», хотя и объединены общей «ночной» темой и имеют некоторое сходство, всё же это две совсем непохожие реальности, две абсолютно разные картины!
И в чём же отличие?
Во-первых, картина «Ночь над Роной» хранится в музее D’Orse в Париже, а «Звёздная ночь» – в Нью-Йорке, в музее Современного Искусства!
Да, это существенная разница, мы её запомним!
Во-вторых, «Ночь над Роной» полностью написана с натуры в 1888 г. (кстати, примерно в то же время также с натуры я написал «Кафе на террасе ночью»). А «Звёздная ночь» была написана позже, в 1889 г. и представляет собой плод моего воображения: несуществующая окутанная темнотой деревня, кипарисы, практически достигающие неба, огромный, похожий на Солнце неправдоподобно яркий полумесяц…
Но Вы же всегда отвергали написание картин посредством воображения! Вы часто со всеми дискутировали по этому поводу и всегда хотели, чтобы люди, глядя на ваши картины, видели реальность такой, какая она есть.
Да, действительно, – в этом-то и парадокс! Меня никогда не интересовали вымышленные сюжеты. Но при этом, моя, пожалуй, самая узнаваемая картина «Звёздная ночь» написана с помощью принципа, который я никогда не признавал!
А почему не признавали, кстати? Что плохого в том, чтобы использовать воображение?
Я хотел писать только с натуры. Мне казалось, это честно. У меня никогда не было желания идеализировать действительность. И «Ночь над Роной» – именно такая картина. Знаете, как это было? Однажды ночью я пошёл гулять по пустынному ночному берегу и, если сказать коротко и поэтично: «Это не было весело, это не было грустно – это было прекрасно…» Набережная ночного Арля, мерцающая голубая вода Роны, пара, прогуливающаяся по берегу – здесь реально абсолютно всё.
Пожалуй, только звёзды крупноваты…
Да, пожалуй… Но их сияние перекликается со светом фонарей и именно в этом, в сочетании естественного и уличного освещения, особая реальность.
Но вернёмся к «Звёздной ночи»! Эту картину Вы написали, находясь в больнице для душевнобольных…
Да, и, хотя это был период ремиссии, и чувствовал я себя не так уж плохо, моя психика уже была подорвана, я находился в тревожном и депрессивном состоянии.
Но из-за чего? Что этому предшествовало?
К этому привело, наверное, общее состояние неудовлетворённости. Моя душа – очень неспокойная, мятущаяся… Я очень долго не знал, чему посвятить себя – я хотел быть то продавцом, то учителем, то миссионером. В конце концов, я разочаровался в этих видах деятельности – это не было моим призванием и не приносило удовлетворения.
Но почему Вы не посвятили написанию картин всего себя без остатка? Ведь быть художником получалось у Вас лучше всего!
Когда я задумывался над тем, не поучиться ли мне на художника, то вдруг обнаруживал в себе какую-то непонятную гордыню, считал, что учиться мне необязательно – я сам могу всё освоить! В итоге все эти бесконечные метания и сомнения привели к тому, что писать я начал только в 27 лет. Я изучал технику Великих Мастеров самостоятельно по их картинам и репродукциям. Наверное, считал себя, с одной стороны, слишком гениальным, а с другой – мне было трудно поверить в свою гениальность. Друзья называли меня «гениальным дилетантом».
Но, как показало время, Вы и правда гениальны! Например, ваша картина «Вспаханное поле и пахарь» в 2017 году была продана на аукционе Christies в Нью-Йорке за 81,3 млн. $!!! И почему Ваши картины не сделали Вас баснословно богатым ещё при жизни?
Это очень болезненная тема для меня. Мне удалось продать совсем немного картин при жизни. Знаю, считается, что их было всего две: «Красные виноградники» и «Автопортрет». Но на самом деле было продано 14 картин и около ста рисунков. В том числе и два натюрморта с Подсолнухами – их приобрёл Поль Гоген.
Ваши взаимоотношения с Полем Гогеном, это, пожалуй, отдельная тема для разговора…
Если коротко, то наша дружба была смесью абсолютно противоречивых эмоций – от взаимного восхищения до полного отторжения. В связи с Гогеном всех почему-то интересует история с отрезанным ухом. И вас, наверное, тоже?
Ну раз Вы сами об этом заговорили… Да, было бы интересно узнать, что же всё-таки произошло.
Говорю сразу – он его у меня не отрезал! Я это сделал сам. Судите сами, мы с Гогеном дружили в течение долгого времени и, если бы он был виновен, разве смог бы он на следующий день после этого случая уехать, даже не навестив меня в больнице и не попрощавшись со мной?
Думаю, смог бы! Это как раз и объясняет его вину – ему просто стыдно было смотреть Вам в глаза.
Нет, на самом деле всё было не так. Мы с ним, как всегда, яростно спорили о пользе искусства. И вдруг я в каком-то необъяснимом порыве бросился на него с бритвой, но потом что-то в его взгляде меня остановило, я развернулся, пошёл домой, отрезал себе нижнюю часть левого уха, завернул её в платок и отнёс этот «подарок» одной нашей общей знакомой.
Но зачем Вы вообще это сделали?
Я не знаю. Если бы я мог это как-то разумно объяснить, то, наверное, не попал бы после этого в лечебницу, куда меня на следующий день увезли.
А что же Гоген?
Хотя он на следующий день уехал, не простившись, наша с ним переписка продолжалась и после этого случая. И, кстати, он будет потом думать, что в той ситуации проявил трусость, что ему следовало отнять у меня бритву, пойти за мной, как-то успокоить, а он этого не сделал.
Что ж, здесь мы кое-что прояснили! Давайте снова вернёмся к Вашим заработкам…
Как уже было сказано мной раньше, я практически ничего не зарабатывал и жил на содержании своего верного брата Тео. И каждый раз, когда он присылал мне деньги на жизнь, я тут же отправлял ему свою картину в надежде, что он сможет продать её. Но нам не особо везло.
Когда Вы, а спустя полгода и ваш брат, ушли из жизни, картины резко подскочили в цене. Жена вашего брата стала добиваться организации ваших выставок, и спустя 30 лет после смерти ваши картины оказались на самой вершине славы!
Да, полотна художников начинают ценить только после ухода, похоже, это аксиома…
Как Вы думаете, почему?
Если говорить о моём случае и рассматривать внешние факторы, то можно сказать, что общество тогда ещё не было готово отказаться от захватившего его импрессионизма и начать мыслить в сторону того стиля, в котором работал я, и который позже назовут постимпрессионизмом – стилем абстракции и свободной живописи.
Также можно предположить, что так как писать картины я начал в 27 лет, то, получается, из 37 лет своей жизни я отдал искусству только последние 10. Из них 8 – были попытками учиться, поисками себя, оттачиванием навыков и мастерства и только последние 2 года – расцвет (так называемый «Арльский период»). Возможно, мне элементарно не хватило времени на всеобщее признание. Но все эти причины – внешняя, поверхностная сторона. На самом деле всё намного сложнее – ведь есть ещё и внутренние причины.
И каковы они, на Ваш взгляд?
Думаю, что при жизни я так и не смог привыкнуть к роли гения. Мне не хватило времени и сил поверить в то, что то, что я делаю, может быть по-настоящему ценным. Ведь многие просто не воспринимали всерьёз мои творения. Некоторые картины были уничтожены теми, кому я их дарил. Даже моя родная мать во время переезда оставила десятки моих картин брошенными. Все они тогда бесследно исчезли. Да я и сам продавал их буквально за гроши. В такой ситуации абсолютно невозможно было почувствовать свою ценность и значимость.
А ведь картина после создания художником в какой-то момент начинает жить своей отдельной энергетической жизнью, выполняя Творческий Замысел Вселенной. И единственное, что мешает осуществиться общественному признанию, это Сознание самого художника. Если художник излучает низкие вибрации, не соответствующие высоким вибрациям картины, то эти низкие частоты затмевают первоначальную Идею Вселенной!!!
Ведь человеческое Сознание – очень значимая энергетическая субстанция! Но после ухода человека излучение в пространство этой субстанции ослабевает, и остаются только вибрации Космоса, Бога, Вселенной – всего того, что вело художника за руку и помогало творить и создавать его руками этот шедевр! И вот мы видим шедевры во всей красе – именно такими, какими их задумала Вселенная!
Да, и по самой высокой цене – ведь Вселенная и это тоже задумала! Ведь она не знает ограничений, и её творения просто не могут стоить дёшево! В таком контексте особенно горько услышать от Вас информацию о таком количестве утерянных картин. Вселенная недосчиталась огромного количества ваших шедевров!
Но, даже, несмотря на эти невосполнимые потери, до человечества дошло около 2 тысяч ваших бесценных работ (из них 800 полотен, написанных маслом). И это потрясающее наследие!!! Мы ими любуемся и будем любоваться бесконечное количество лет – столько, сколько будет существовать Мироздание! И, может быть, этот неопровержимый факт хотя бы немного успокоит вашу одиноко дрейфующую в пространстве, страстную и неутомимую душу…
Также рекомендуем вам прочитать ещё одну интересную статью: 6 интересных фактов из жизни и творчества Рембранта