Излечение с помощью психосоматики: психолог Анна Рязанова о том, почему возникают аллергия и онкология

Анна Рязанова – психолог, руководитель центра психологической поддержки и интегративной медицины Дмитрия Раевского в Санкт-Петербурге.

С помощью изучения психосоматики смогла излечить себя от аутоиммунного атопического дерматита, которым болела с 4 лет.

Воспитывает двух детей – сына и дочь. Считает, что они её главные и лучшие учителя.

Сегодня Анна занимается любимым делом, работает с мышлением и психикой людей и возглавляет клинику интегративной медицины. Считает, что благодаря этому у неё есть возможность своими руками создавать медицину будущего.

Анна Рязанова твёрдо уверена, что медицина будущего тесно связана с поддержанием у человека здоровой психики. Поэтому основа эффективной медицины – это не совершенствование лекарств и технологий, а обращение внимания человека внутрь себя.

Она надеется, что методы лечения в будущем могут достигнуть такого уровня, что достаточно будет просто поговорить с человеком, освободить от груза проблем в теле, помочь найти вектор движения своей жизни – и мышление изменится, психика успокоится, болезнь уйдёт.

Сегодня Анна делится с нашими читателями своими знаниями о психосоматике, онкопсихологии и о том, откуда же вообще возникает болезнь.

Интервьюер – руководитель журнала Colady Наталья Капцова.

Colady: Здравствуйте, Анна. Расскажите немного о себе, как вы пришли к тому, что нужно заниматься и разбираться в психосоматике?

Анна Рязанова: Здравствуйте! С удовольствием! Я руководитель центра интегративной медицины. В практической психосоматике я с самого начала. Моему сыну в январе будет 11 лет – он и был тем самым стартом для изучения психосоматики, потому что она у него ярко проявлена. На нём сразу видна закономерность травмы психики, так как тут же следует физическое проявление стресса. Это была его фишка с детства!

Когда ему было 2,5 года, у нас родилась младшая дочь, и он из-за этого сильно переживал. В 4 года в апреле он пошёл на полдня в садик. У меня была идея полтора месяца его поводить, чтобы он привык, а потом сделать перерыв на лето – и осенью снова в сад.

Через 2 недели у него появился гнойный кератоконъюнктивит и предастма, нам уже почти поставили астму – и всё это на фоне поллиноза. Хотя до 4 лет у ребёнка не было аллергии на цветение никогда. У него заложило нос, глаза заплыли гноем – и сразу обструкция дыхательных путей. С каждым днём было хуже и хуже. Было понятно, что за 2 недели ребёнок не может превратиться из здорового в настолько аллергичного, что есть какой-то внешний фактор. Мне было очевидно, какой. Он не хотел идти в сад и «отлипать» от меня.

Когда ему был год, я пошла учиться на практикующего психолога. Это был Государственный институт развития образования в Нижнем Новгороде – там потрясающие педагоги. Недавно я закончила Московскую академию по специальности «педагог-психолог». В промежутке, за все эти 10 лет, было нескончаемое количество дополнительных образований – арт-терапевт, психосоматика, в том числе медицинская, онкопсихология – и всегда, и везде фоном шла психосоматика, потому что я с ней живу.

Как итог той истории – ребёнок не аллергик, никогда не сидел на гормонотерапии, аэрозолях и т.д. Да, несколько ночей я сидела рядом и слышала, как он с гулом дышит, но в итоге мы смогли из этого выйти здоровыми. Так и начался мой путь в психосоматике.

Colady: А как вы вышли из этой болезни? Аллергия сегодня это просто одна из частых проблем современных детей. Как это можно вылечить психосоматически?

Анна Рязанова: Здесь был очень большой пласт исследований. В какой-то момент мне пришлось изучить Новую Германскую медицину, медицинскую психосоматику, которая основывается на снимках головного мозга. И там чётко сказано, что аллергия – это не что иное, как травма разделения. Разделение, которое прожито травмирующе. Это может быть и с мамой, и с папой, и даже с котёнком, если ребёнок к нему сильно привязан.

Был описан интересный случай, когда ребёнок очень хотел котёнка. Ему его подарили, но позже он заболел, и родители увезли его в клинику. Через какое-то время здоровое животное малышу вернули, но у мальчика начали слезиться глаза. Стало понятно, что за короткое время у ребёнка появилась аллергия на животных. Провели эксперимент – снова забрали кота и снова вернули. Аллергия проявилась вновь. Но Новая Германская медицина здесь ломает все стереотипы. Там сказано, что когда любимое животное забрали, то ребёнок испытал тяжёлую травму, а когда вернули, то процесс травмирования закончился, а тело выдало уже последствие. Так оно проживает ту разлуку, которая была. То есть если условно потерпеть немного, оставить котёнка, и ребёнок будет знать, что его больше никуда не заберут, то эта аллергия у ребёнка уйдёт.

Просто нужно организму дать время понять и перестроиться эмоционально. И что интересно – почему раньше не было столько аллергий? Раньше детей в ясли отдавали в 3 месяца. И была проблема разделения в раннем возрасте, когда ещё привязанность не сформировалась. Поэтому такие моменты сильно не травмировали малыша, так как психика ещё не сформировалась.

А мы сейчас с вами то поколение, которое взращивает привязанность. Мы с первых минут всматриваемся в малыша, находимся рядом, и привязка формируется.

Раньше было правило, что после родов нужно забирать ребёнка и 3 дня не давать видеться с мамой. Открытые зеркальные нейроны ребёнка просто не успевали маму «сфотографировать» и запомнить. И как следствие – нет привязки – нет травмы разлучения и разделения, а значит, организм реагирует на разлуку безболезненно и без последствий в виде аллергий.

Сейчас уже доказано, что до 9 месяцев ребёнок считает, что «моё тело — это тело мамы», он не разделяет себя с ней. Есть даже такое понятие, как «кризис 9 месяцев». Это когда мама не может даже отойти за угол, потому что дети сразу понимают «Раз мамы нет, значит, и меня нет, и это конец всего».

Сейчас многие практикуют кормление по требованию, совместный сон. Да, это здорово, но мы должны понимать, что эти вещи формируют особый вид привязанности, когда разрыв с мамой, даже в 3 года, очень болезненный.

Также мы должны понимать, что все старые книги по возрастной психологии написаны про другое поколение, когда детей отрывали от мамы сразу. А сейчас вошли в моду домашние сады, семейное образование, и дети находятся с мамами и до 4, и до 5, и даже до 6 лет. И чем старше они, тем острее чувствуют и переживают потом разделение.

Colady: А дети, которые первые часы не видят маму – как у них формируется психика? Как у них будет складываться жизнь?

Анна Рязанова: Это дети, которые гораздо проще относятся к социуму. Это я могу сказать точно. Смешно, но факт — у ребёнка, который рождён дома, в домашних родах, зеркальная психика «сфотографирует» дом – первое, что он видит вокруг себя. И вы потом будете заставлять его «с боем» идти в детский сад, в школу.

А для тех детей, кто рождается в обычном роддоме, где белые стены, большие помещения – школьные белые стены кажутся родными и нормальными, они не боятся туда идти. Если первое, что видит ребёнок — это домашний уют и улыбающиеся лица, то ему потом будет страшно ходить в ту же поликлинику. Он будет испытывать настоящий ужас, потому что его психика не запечатлела такие моменты, и ему непонятно всё вокруг, естественно, на подсознательном уровне. Поэтому у домашних детей адаптация будет немного сложнее. Но я не говорю, что это плохо. Зато у «домашних» детей всё прекрасно с привязанностью, семейностью и эмпатией. Это не плохо, это просто другие дети.

Colady: По поводу страха и истории про котёнка. Если немного уйти в физиологию и биологию. Вот убрали котёнка, что происходит с организмом? Где в мозге это «записывается» и хранится? Как происходят эти процессы?

Анна Рязанова: Было бы здорово, если эта информация хранилась только в образах или хотя бы там, где мы что-то осознаём. Но давайте начнём с того, что не все болезни от стресса. Хочется сразу это разделить, потому что если бы каждый стресс вызывал у нас болезнь, то мы бы не выжили. Поэтому нужно без фанатизма рассматривать каждый случай. Вообще, в большинстве своём наша психика справляется. Но бывают моменты, когда что-то происходит очень неожиданно и очень драматично. А мы иногда даже не успеваем это проговорить. Мы даже детей своих недослушиваем и начинаем успокаивать. Мы не даём им выразить и проговорить горе.

А смысл в том, что для человека этот стресс может быть невыносимым. Всё индивидуально. Драматичность и изолированность – очень субъективные понятия, их выразить очень тяжело. Когда совпадают драматичность, изолированность и шок, то в этот момент кора головного мозга тоже условно «в шоке». Кора – это логика, интеллект – и в этот момент она парализуется. Человек находится в шоке, он не понимает, что происходит, у него нет решения, он растерян. Если в этот момент решение находится, значит, кора помогла. Когда нет решения – проблема уходит на подкорковые структуры.

Вот здесь начинается психосоматика. Лимбическая система, мозжечок – эти части мозга берутся отвечать за ситуацию. А как мы знаем, они абсолютно не имеют отношения к осознанию и анализу, они отвечают за выживание. И мы это контролировать не можем. Здесь начинает подключаться наша кожа, возникает желание контакта, быть членом «стаи», ощущать поддержку.

И когда у ребёнка отбирают этого котёнка, члена семьи, любимое существо – у него могут начаться проблемы с кожей, со слизистой. А если ещё в этот момент ребёнок испугался, то у него случается спазм бронхов – и вот вам обструкция. И когда я полностью изучила все эти механизмы в ситуации с сыном, у меня всё встало на свои места. Я его уговаривала, но не слышала и не замечала. А ещё он у меня не любит рыбу, а когда после уговоров мы пришли в детский сад, там как раз был рыбный день. И я этого тогда не понимала. А глазами ребёнка это выглядело так: «Меня оторвали от мамы, привели в незнакомое место, где громко и шумно, гремят кастрюли, пахнет ненавистной рыбой и мне страшно».

Colady: Хорошо, мы поняли причины. А что делать дальше? В той же самой ситуации с котёнком.

Анна Рязанова: Котёнка вернули, а аллергия осталась и не проходит – это тот случай, когда малыш боится снова его потерять. Нужно убеждать ребёнка, что котёнка больше не заберут, и он останется с ним. И если ребёнок вам доверяет, то вы быстро справитесь с этой ситуацией. Это опять же вопрос к привязанности. Мы должны дружить со своими детьми, налаживать доверие.

Есть много случаев, когда мамы особенных детей рассказывали, что в их семье был дедушка-педофил. И ребёнок не мог рассказать о таких ситуациях, и поэтому у него была задержка речи. Мы в подобных случаях настойчиво ищем событие, о котором ребёнок не мог рассказать, чтобы разрешить проблему.

Например, у нас в Санкт-Петербурге из 20 обратившихся к нам мам – две (а это для меня был шок) рассказали, что дедушка совершал всевозможные нехорошие действия по отношению к ребёнку. Представьте, каждый ли ребёнок сможет рассказать маме о таких ситуациях? Это страшно, стыдно, непонятно. И тут сплошная психосоматика. И если бы у мамы был изначально налажен идеальный контакт с ребёнком, где можно рассказывать всё, где нет темы-табу, где умеют слушать и слышать, тогда мы сможем с этой ситуации снять изолированность, прожить вместе драматичность, поплакать вместе и не допустить большого количества психосоматики.

Colady: А как вы с сыном решили ситуацию с садиком? Проговорили, и он согласился?

Анна Рязанова: Нет. Мы сделали ещё попытку через 3 месяца. В сентябре мы радовались, что ходим полдня и ничем не болеем – ни слёз, ни соплей. И что вы думаете? В декабре у нас был диагностирован мононуклеоз. Мой ребёнок – настоящее сокровище по изучению психосоматики. У нас не бывает простых простуд – каждый раз он выдаёт что-то серьёзное. Из-за постоянного подсознательного проживания всей этой садичной истории, у него слетела вся иммунная система. И после этого он в садик больше не ходил. Там уже было невозможно договориться. Ну никак.

Возможно, на тот момент я ещё не сильно разбиралась в психосоматике и неправильно отдала ребёнка в садик. Возможно, просто сад не подошёл. Но когда я его забирала с мононуклеозом, я уже прекрасно понимала – варианта садика у нас нет. В итоге я устроилась в частный детский сад, и мои дети вдвоём ходили туда со мной. Полгода. Но этот опыт показал мне, что даже частный садик нужно тщательно выбирать.

Хочу сказать, что к 9 годам жизни со мной, сын дозрел и заявил, что готов ходить в обычную общеобразовательную школу, что хочет к ребятам. Что-то переключилось – и это радует. Два года у нас было семейное образование, а в 9 он пошёл в первый класс. Он при этом ходит на айкидо, у него оранжевый пояс, и он не асоциальный ребёнок – абсолютно сепарированный парень.

Colady: Наша тема сегодня – психосоматические причины заболеваний. Мы поговорили про разделение. Какие ещё есть базовые установки?

Анна Рязанова: Если говорить простым языком, то всё, что связано с кожей – это разделение. Это либо желание контакта «кожа к коже», либо нежелание. Ещё есть территориальный конфликт. Это циститы. Всё, что связано с системой мочевого пузыря, почек, собирательных канальцев. Это конфликт территории.

Например, у животных. Если на территорию определённого животного кто-то внедряется, то что оно делает? Метит её. Когда уходит угроза – животное перестаёт метить. Мы сейчас проходим курс по психологии, и у нас есть врач уролог-гинеколог. Она приводила нам массу примеров, почему возникают циститы с точки зрения психосоматики. Это всегда были ситуации, что кто-то неожиданно приехал в гости, незваные посетители или человек переехал куда-то, где ему не совсем комфортно.

Это история про то, что мы не можем решить территориальный конфликт, и наше тело, чтобы сбросить напряжение (а к этому моменту мы мозгом мало что понимаем), начинает решать этот вопрос по-своему. Подключаются другие отделы мозга, которые мы уже не контролируем. Или ещё конфликт куска. Есть такая ткань, называется эктодерма, это всё про пищеварение. Это ткань, которая раньше не имела рецепторов, она часто не болит. Для человека «куском» может быть информация, событие, которое мы не можем ни проглотить, ни выплюнуть.

Приведу пример. Вы неожиданно становитесь невольным свидетелем шокирующей сцены. И это событие может стать для вас тем куском, который вы не можете ни проглотить, ни выплюнуть. Вы не понимаете, что с этим делать. И в этом случае может начаться проблема с пищеварением, иногда даже рвота. А всё потому, что в этот момент случился спазм, который тело никак не может расслабить. И оно «думает», что там что-то есть, и надо что-то сделать, чтобы вернуться в стабильное состояние.

Если бы мы понимали такие моменты, понимали и проживали их, то было бы проще. Если бы человек не боялся тех состояний, которые с ним происходят, все проблемы бы решались быстрее.

Если ко мне обращается человек с подобными вопросами, я сразу спрашиваю: «Что у тебя за информация или ситуация, которую ты не можешь принять?» Если уши болят, то человек может быть, что-то услышал, чего слышать не хотел. И когда я с такими людьми это проговариваю, то мы убираем из ситуации драматичность и изолированность, и спазмы уходят, мышцы расслабляются, и становится легче.

Colady: А как быть с костями? Это тоже может быть психосоматика?

Анна Рязанова: Кости – это наша основа, опора. И вы не поверите – её никто не может подорвать, кроме нас самих. Кости и мышцы – это конфликт самообесценивания, очень глубокий.

Я всегда говорю, что никто не сможет вас так любить или ненавидеть, ругать или обвинять, как можете вы это делать сами себя. Когда кальций уходит из костей, и они становятся хрупкими, или когда случается остеопороз, что происходит? Это вообще считается болезнью «женщин за 50», особенно страшен в момент климакса. Тогда сразу назначают витамин Д3 и кальций. Если посмотреть глубже – женщина начинает переживать, что она больше не полноценная, не сможет больше родить, либидо падает, начинается старение. Самообесценивание идёт рука об руку с этим физиологическим процессом.

Людям свойственно обесценивать тотально! Мы не можем обесценивать себя по конкретным качествам. Например, если я не сильна в русском языке, мне редко скажут, что я просто с математическим складом ума. Нет. Мне скажут – глупая! Это тотальное обесценивание! Неспортивная, толстая, глупая и дальше по списку! Никто же не говорит про себя, что «Да, я не сильна в математике, зато я прекрасный литератор, пишу стихи и хожу на танцы». Нет! Мы обесцениваем себя полностью!

И что тогда происходит с точки зрения Новой Германской медицины?

Там есть один очень интересный пример, основанный на эволюции. Если рыба попадает из воды на берег, то она умирает. Но из десятков таких рыб, одна сможет дожить до определённого «перещёлка», когда кальций из плавников сначала уходит, а потом возвращается с излишком. И в ходе эволюции так и произошло – какие-то рыбы умирали, а какие-то обрастали новыми наростами и эволюционировали, становились земноводными. Всю эволюцию вообще можно отследить по развитию эмбриона.

Поэтому если себя не обесценивать, а наоборот, то можно избежать психосоматических проблем с костями. Получается, в психосамтике есть 4 базовые проблемы – разделение, конфликт куска, конфликт территории и конфликт самообесценивания. Потом они ответвляются на множество других.

Также часто встречаюсь с вопросами про рак груди. А грудь — это инстинкт всех накормить. У мужчин же нет рака груди. А у женщин есть. Если есть инстинкт вскармливать, то возможны будут проблемы с грудью. А у мужчин этот орган не востребован, поэтому и проблем с ним практически не бывает. И все религиозные теории о том, что женщина появилась из ребра мужчины – сейчас под большим вопросом. Я была на лекции одного нейрофизиолога, четырежды доктора наук Алексея Ситникова, который пришёл к выводу, что женская хромосома древнее мужской.

Colady: По поводу груди. Я знаю, что там есть три ткани, которые по-разному влияют. Можете рассказать для женщин, как грудь связана с психосоматикой и онкологией?

Анна Рязанова: Эволюционно это самый развитый орган, потому что в нём всё есть. Если есть проблемы с грудью, то они могут быть трёх видов в связи с тремя видами тканей. Кожа – эктодерма — самая молодая ткань, железа и протоки. И если рак протоков, например, или просто проблемы, то это история про разделение. Но есть нюансы.

Например, если ребёнок, даже в 30 лет, уезжает куда-то, происходит конфликт разделения, и если ему там плохо, то организм матери на это реагирует. Вообще, женский организм способен воспроизводить молоко в любом возрасте. И вот при таком конфликте тоже может начать выделяться что-то подобное молоку – полупрозрачное вещество.

У моей бабушки такое наблюдалось. Когда мы уезжали или приезжали, то у неё выделялась такая жидкость из груди. Но это у тех женщин, у которых сильно развит материнский инстинкт.

У моей клиентки был случай, когда дочь вышла замуж и уехала в другой город. Когда мать приехала в гости, то увидела, что муж не тот, за кого себя выдавал. И у неё случился шок! Далее драматичность подключилась от несоответствия «ожидания-реальность», и сказать она ничего не могла, а это уже изолированность. И вот готовый конфликт. Через некоторое время дочь понимает, что так жить не может, и возвращается к маме обратно. И как бы грустно и печально всем ни было, но тело понимает «ребёнок вернулся домой». Чуть позже у женщины в протоке находят кусочек кальцината. Это не опухоль, а просто кусочек кальция. И по Новой Германской медицине – это именно кусок запёкшегося вещества, выделяемого взамен молока, пока детёныш был далеко. И когда у материл набухли лимфоузлы – тело просто пыталось вывести этот предмет из протоков. По сути, рак груди говорит о том, что конфликт разрешился, «детёныш вернулся». Это не страшный рак. Но его, конечно, всё равно нужно обследовать и лечить. Я всегда за медицину!

Но есть и другой вид, касающийся железы. Все новообразования в железе связаны с конфликтом гнезда. Это сложнейший неразрешённый конфликт. То место, которое человек считает домом, должно вызывать у него чувство безопасности. А он себя там чувствует не в безопасности. И в момент, когда опухоль нарастает – это как раз острая фаза конфликта. Это сам неразрешённый конфликт. Это самый опасный и страшный вид новообразования.

Женщине всегда нужно иметь идеальные представления о том, как должна выглядеть её семья, дом, и если действительность не соответствует ожиданиям, то этот конфликт очень тяжело разрешить. Нам очень сложно убедить себя, что мы в безопасности, наше тело в это не верит просто. Иногда, конечно, мы можем убедить себя, что всё хорошо. Но стоит появиться в комнате определённому человеку, как триггеру, треку – тело автоматически чувствует угрозу, опасность. И начинает усиливать ткань, в данном случае железистую. Она ответственна за возможность накормить и защитить. И с этим очень сложно работать.

Colady: Бывает такое, что с помощью психологии или Новой Германской медицины можно вылечить рак? Или это невозможно?

Анна Рязанова: Это было бы очень голословно. И все люди, которые утверждают, что такое возможно – немного лукавят. Мы сражаемся за онкопациентов более трёх лет: есть люди, у которых уплотнение говорит, что конфликт разрешённый и всё уже завершилось – и они не хотят идти дальше. А здесь нужно так: рассказать человеку, как продолжать двигаться к излечению. И если он принимает решение следовать этой стратегии – научится не тревожиться, полностью поменяет мышление, то тогда у человека есть все шансы пойти на поправку. И то, я считаю, в дополнение необходимо проводить профилактические медицинские процедуры.

А если фаза конфликта активная, то нет. Здесь не обойтись только психосоматикой, онкопсихологией и даже самыми глубокими знаниями. Могу сказать – если запустить разрешение конфликта, то опухоль распадается. Наши лейкоциты начинают «замечать» опухоль, иммунитет активизируется, начинается воспаление, и организм начинает «работать» с опухолью. Это сильнейшая интоксикация организма, нужны железные нервы, чтобы этот процесс пережить. Причём пережить с наименьшими потерями и хорошим самочувствием.

А иногда мы начинаем работать, и у человека усиливается проживание и осознание того, как он жил. И в этот момент нужна химиотерапия, чтобы сдержать рост опухоли, потому что тело начинает «сходить с ума». С одной стороны, есть искушение делать физиологично, с другой стороны, с разрешения конфликта или эпикризиса человек может уйти.

Победа над онкологией лежит в рамках трёх очень глубоких понятий:

1. традиционная грамотная медицина с пониманием причин болезни;
2. сама работа с причинами (глубинная онкопсихология и психосоматика);
3. мышление пациента.

Есть даже такое понятие «раковое мышление», и из него очень непросто выйти. Это тот момент, когда всё сделали, опухоль вылечили, и всё хорошо, а из-за мышления человека рак идёт дальше. И работа с мышлением – очень тяжёлая, требующая много времени и усилий с обеих сторон. Поэтому тут нужен комплексный подход!

Colady: Чтобы вы хотели сказать нашим читателям?

Анна Рязанова: Когда внутри нас есть гармония между духом, психикой и телом, то мы здоровы и счастливы. И готовы к реализации своего предназначения, можем идти к нашим целям и достигать их. Я верю в то, что медицина будущего развернёт своё внимание к человеку, сможет исцелять не только физически, но и духовно направлять человека к всестороннему развитию.

Изменив мышление и психику, тело будет здоровым, у него просто не будет необходимости болеть, ограждая нашу психику от стрессов и тревог. В будущем врачи различных специальностей объединятся и поймут, что психика неотделима от тела, и лечить человека следует всегда комплексно, начиная с выяснения его жизненной ситуации, в которой зародилась болезнь, и заканчивая изменением его образа мышления, нейронных связей, ответственных за формирование жизненной стратегии поведения. Это будет новый мир. Все свои силы я направляю на приближение этого времени.

Также рекомендуем вам прочитать ещё одну интересную статью: Татьяна Логинова рассказала, что такое арт-терапия, и от каких недугов она избавляет