«Нужно время»: клинический психолог Виктория Паксеваткина о том, как жить в эпоху перемен и где найти опору

Виктория Паксеваткина –  клинический психолог, который уже 30 лет помогает людям справиться с различными психологическими проблемами.

В сфере психологии с 1991 года, из них более 20 лет в должности заведующей отделением Экстренной психологической помощи. В числе достижений Виктории несколько авторских книг и курсов, экспертность на ТВ, радио и СМИ, действующий эксперт журнала Colady.

В обычной жизни – более 30 лет счастливая жена, а также мама двух взрослых детей – дочери и сына.

Сегодня Виктория Паксеваткина расскажет нашим читателям, как жить в эпоху перемен и где найти опору. Нужно ли собирать «тревожный чемоданчик» и как быстрее прожить и принять «сломанные надежды на будущее».

Интервьюер – руководитель журнала Colady Наталья Капцова.

Наталья: Виктория, здравствуйте, расскажите нашим читателям о том, как вы начали свой опыт в экстренной психологической помощи, да и вообще в психологии?

Виктория Паксеваткина: Это очень интересная история, которая началась давно – сразу после окончания моего обучения. Тогда всех отправляли работать по распределению, и меня позвали преподавателем психологии в ВУЗ. Тогда и начался мой путь в психологии.

Затем к нам обратилась девушка, которая на тот момент открывала горячую линию телефона доверия. А в те года такой телефон экстренной помощи функционировал только в Москве и Санкт-Петербурге. Я, недолго думая, согласилась и пошла к ней сначала волонтёром, затем уже начала получать официальную зарплату.

Чуть позже эта линия была передана государству, и так получилось, что я стала заведующей отделением экстренной психологической помощи. 25 лет я там проработала, а потом уже полностью ушла в частную практику.

Наталья: Это же такой колоссальный опыт! 24 на 7 оказывать первую психологическую помощь. Можете поделиться, с какими вопросами и проблемами чаще всего люди звонят на телефон доверия?

Виктория Паксеваткина: Да, вы правы, это колоссальный опыт. По большей части это кризисные, тяжёлые звонки. И их очень много. Когда я говорю о том, что у меня наработано порядка 30 тысяч консультаций, то это даже очень скромный подсчёт.

Смена на телефоне доверия длится 12, иногда 24 часа. Даже при соблюдении 40-часовой рабочей недели – всё равно получается 40 часов в неделю консультирования. Так что я даже не преувеличиваю в этих подсчётах.

Звонки бывают абсолютно разные.

Вообще, все телефоны доверия изначально задумывалась как «служба превенции суицидов». Такие телефоны практически одновременно появились в Англии и Америке после Второй мировой войны – именно для психологической помощи людям с суицидальными наклонностями. К счастью, часто звонки на телефон доверия поступают не суицидальные.

За мою практику были самые разнообразные обращения. Начиная от простых жизненных кризисов у людей, когда помощь и совет нужен здесь и сейчас или нужно просто срочно поговорить. А также поступают стандартные звонки, требующие обычной психологической консультации. Звонят люди с семейными проблемами, даже бывало, что обращалась супружеская пара.

И я всегда говорю, что психологи, которые работают в государственных учреждениях – получают больше опыта, чем их коллеги, которые работают в частных клиниках. Люди идут потоком, и сразу набирается большая практика. Ну, и плюс, конечно – разнообразие. С чем только ни приходилось сталкиваться. Я очень благодарна всем причастным, кто привёл меня в телефон доверия, помогал и поддерживал. Это неоценимый опыт.

Наталья: Когда клиент приходит в частную терапию, он ожидает, что нашёл своего доктора, человека, которому можно доверять. А звонок на экстренную линию, наверное, подразумевает другой характер. Какая у вас инструкция была? Как работать с такими обращениями, когда человек на грани того, чтобы уйти из жизни?

Виктория Паксеваткина: Да, правила первой помощи действительно есть. Это достаточно тонкая, порой ювелирная работа. И когда меня спрашивают о том, как помочь близкому человеку, который думает о суициде, то единственное, что я могу посоветовать – говорить об этом.

Есть такой миф, что если человек даже не задумывался о суициде, а у него кто-то спросит про наличие суицидальных мыслей, то как будто этим вопросом можно человека спровоцировать. На самом деле нет. Спровоцировать человека простым вопросом, который никогда не думал наложить на себя руки – практически невозможно. Доведение до суицида – это абсолютно другая история. А такие вопросы всегда дают некое ощущение «шлюза», потому что тема табуирована в обществе.

И человек, тем или иным способом, всегда старается дать знать о том, что он на грани, доведён до отчаяния. В такой ситуации у близких срабатывает защитный механизм, у них как будто включается режим «ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу». И они и вправду не видят откровенных сигналов от своего близкого.

Самое лучшее в этой ситуации, что может сделать обычный человек, не психолог – это задать вопрос и просто поговорить. При условии, что человек расположен к этому. Важно сказать, что вы всегда рядом, и готовы дать поддержку, если это будет нужно. Остальная кризисная психотерапия – это всё-таки задача профессионала.

Здесь можно помочь своему близкому найти службу помощи или психолога, к которому он смог бы обратиться, организовать консультацию, помочь дойти до специалиста,. Это максимум, что может сделать непрофессионал.

Наталья: А какими словами вы останавливали человека, если он звонил и говорил, что не хочет жить? Как быть тем людям, которым вдруг позвонил их близкий с такими мыслями?

Виктория Паксеваткина: Здесь нет каких-то универсальных фраз. Нужно понимать, что ситуация текущего суицида – это та ситуация, когда по нашему законодательству может быть оказана психиатрическая помощь вне зависимости от желания человека.

Есть только две ситуации, в которых без согласия пациента может быть оказана психиатрическая помощь. Это его угроза для окружающих, и его угроза для себя. Соответственно, в ситуации текущего суицида, когда человек говорит, например, что выпил много таблеток или стоит на крыше – самое лучшее, что могут сделать близкие родственники, это позвонить по номеру 112 или в МЧС.

В этих структурах есть специалисты, которые точно знают, что делать в такой ситуации. Что немаловажно, они в этой ситуации не растеряются. Потому что для обычного человека услышать такие слова – это огромное потрясение.

Когда я начинала работать, имея диплом психолога и специальную подготовку, я испытала огромный стресс, когда услышала такое впервые. А человек неподготовленный – и вовсе может растеряться, и сделать что-нибудь, что делать в этой ситуации абсолютно нельзя.

Например, нельзя отговаривать. Это табу. Если вы стали невольным свидетелем подобных ситуаций, вживую, а не по телефону, то первое, о чём вы должны думать – это о собственной безопасности.

Суицид – это крайняя степень аутоагрессии. Человек испытывает огромную агрессию по отношению к себе, в результате чего хочет себя убить. Вы же заранее не знаете, здоров ли психически этот человек, не принимал ли он какие-либо психоактивные вещества. Вы ничего о нём не знаете. Первое, что вы должны сделать – это оценить, насколько этот человек может быть сейчас опасен для вас.

Конечно, мы все видели в фильмах, как незнакомый человек подходит к человеку, стоящему на крыше, и уговорами снимает его оттуда. Это всего лишь кино. На самом деле, мы не можем прочитать мысли человека. И может получиться так, что одно ваше неудачное непрофессиональное слово станет спусковым крючком, который может перенаправить его агрессию в вашу сторону.

Мы не говорим о том, что каждый, кто решил покончить с собой – психически нездоровый человек. Нет, это абсолютно не так. Но мы и не можем этого знать заранее. Статистика показывает, что абсолютно незначимые различия между людьми с депрессивными состояниями, которые отдают отчёт в своих действиях, и теми, кто не контролирует себя. Поэтому – 112.

Можно попробовать завести отстранённый разговор, чтобы отвлечь человека до приезда специалистов. Но ничего больше предпринимать не стоит. А если вообще говорить о стратегиях работы с такими людьми, то есть несколько факторов, которые могли привести человека к такому состоянию и решению. Но есть и несколько факторов, которые могут отворотить его от этого решения.

В нашей культуре суицид – табуированное действие. И у человека всегда присутствуют амбивалентные чувства. С одной стороны, он хочет жить, а с другой – он не может жить так, как жил раньше. Он не выбирает смерть. Он просто не может больше жить так, как живёт на данный момент. Если мы сможем ему доказать, что можно изменить ту жизнь, которая у него есть сейчас, то он выберет жить.

Здесь нужно опираться на антисуицидальные факторы. Всегда же есть факторы, которые удерживают человека от этого решения. Первое – это вера. В христианстве самоубийство – это самый тяжкий грех, даже более тяжкий, чем убийство. Второе – обязательства. Перед детьми, родителями, перед супругами, перед собственной миссией. Третье – необратимость.

У многих людей есть странное представление, что как будто бы этот поступок – это своеобразный жест. Часто бывает именно в романтических отношениях такое, когда один партнёр хочет показать другому, что тот заблуждался, когда разрывал отношения, и совершает попытку суицида. Здесь важно обратить внимание на то, что дальше ничего не будет. У всех будет, а у того, кто совершает суицид – нет.

Многих останавливает мысль о том, что это не безболезненно. Присутствует страх физической боли и страх безобразности смерти. Особенно девушки часто представляют себе, что после ухода из жизни они будут выглядеть очень красиво. Но большинство способов суицида достаточно мучительные. Они обезображивают человека, и всегда присутствует «элемент случайности», который вместо точки может оставить мучительное многоточие. В этом случае человек может не умереть, но остаться глубоким инвалидом со всеми вытекающими обстоятельствами.

Есть прекрасный сайт «победишь.ру». Он антисуицидальной направленности, и в том числе, там есть заметки патологоанатома, который рассказывает, что смерть после суицида никого не оставляет симпатичным.

Наталья: Поговорим про «эпоху перемен». Сейчас всё стремительно меняется, новые обстоятельства, технологии, проблемы. Принятие перемен – это вопрос возможности психики быстро адаптироваться к новым обстоятельствам. Как с помощью психологии помочь людям сформировать быструю адаптацию?

Виктория Паксеваткина: Перемены всегда требуют адаптации. В зависимости от состояния нервной системы, одни переключаются достаточно легко и быстро, а другим нужно больше времени на то, чтобы переключиться с одного типа реагирования на другой.

Первое, что нужно помнить – нужно дать себе время.

Второе – когда мы что-то теряем, то мы что-то находим.

Когда происходят какие-то изменения, мы тоже что-то утрачиваем. Например, человек заболел, получил осложнения – и получил утраты. Он теряет образ Я, меняется. И он утрачивает себя прошлого, и ему приходится адаптироваться к себе настоящему.

Или когда были какие-то надежды, которые не реализовались. Это тоже утрата. Это может быть утрата надежд и ожиданий, или же какого-то кусочка прошлого. Или распадаются отношения, например. Это тоже утрата. Человек видел себя частью семьи, а теперь он снова одинок, и ему придётся начинать заново. У него были планы, которые в одночасье рухнули. Это всё утрата. И значит, что переживания этой утраты будут идти согласно стадиям горевания – гнев, отрицание, торг, депрессия и принятие.

В любом случае мы приходим к тому, что нужно дать себе время. Это хорошо видно на примере нашей стороны, где столкнулись две культуры – восточная и западная. Восточная – это о принятии и понимании. А западники – некие достигаторы, которым нужно всё переломить в свою пользу. Они не идут на поводу обстоятельств.

Часто в период утраты у людей есть некая иллюзия, что вот сейчас они возьмут обстоятельства в свои руки и всё «починят». Но на самом деле мы не всегда можем взять обстоятельства в свои руки. Нужно понять, что что-то всё равно выходит из зоны нашего контроля. И это надо принять. Это принятие часто идёт с откатом в отрицание.

Например, спортсменка до ковида могла бегать на большие дистанции, а после утратила здоровье и не справляется. Что происходит? Она начинает рассуждать – я ничего не могу, моя жизнь рухнула, у меня не осталось в жизни никаких радостей. Это всё сверхобобщение.

Тогда мы спрашиваем – что конкретно ты больше не можешь? Что конкретно исчезло из жизни? Что конкретно не радует? И она говорит: «Я хочу подняться с мужем на гору и встретить рассвет. Но подняться я уже не смогу, мне не хватает здоровья после болезни».

И тогда я спрашиваю, есть ли какой-то другой способ попасть на эту гору. А оказывается, что там есть автомобильная дорога. Но она продолжает говорить, что это не то. И вот тут надо как-то показать и доказать человеку, что если он хотел встретить рассвет в горах, нет никакой разницы, каким образом он туда попадёт.

Но, как правило, есть некие установки, что что-то должно быть «так, а не иначе». И эти установки тоже нужно менять. Это про принятие. И на это тоже нужно время. То есть, когда мы говорим про физические заболевания, то все прекрасно понимают, что нужно время. А когда говорим о психических расстройствах, мало кто хочет понять и принять, что в одночасье всё не наладится. Нужно время.

Наталья: Есть люди, которые никогда не готовы принимать новые обстоятельства, и которые страдают от этого всю жизнь. Можем ли мы сказать, что сессии с психологом как-то ускоряют этот процесс? Если да, то какие сроки для принятия новых обстоятельств приемлемы?

Виктория Паксеваткина: Про сроки я бы не стала говорить. Для начала надо понять людей, которые не хотят принять новые обстоятельства. Почему они не хотят? Какова причина? Возможно, в их отказе от принятия новых обстоятельств есть некий для них собственный смысл.

Например, есть 3-4 хорошо работающих способа, которые помогают справиться с тревогой. Это дыхательные техники, методы релаксации, методы переключения внимания и т.д. Следом идёт здоровый образ жизни, и я всем говорю, что это совет на миллион. Про эти способы знают все. Но есть люди, которые продолжают тревожиться. И когда я задаю людям вопрос: «Почему?» Мне все рассказывают примерно одно и то же.

Когда человек тревожится, он как будто фокусируется на проблеме. Ему кажется, что он контролирует проблему. Он думает, что если перестанет тревожиться, то проблема выйдет из-под контроля. И здесь я всегда рассказываю такую метафору.

Представьте, что вам грозит неведомая опасность. Если такое случится – вы сядете в машину и быстро уедете. Но в какой-то момент вам кажется, что для лучшей подготовки к опасности вам надо спуститься, сесть в машину и завести мотор, чтобы максимально быть начеку. И вот вы сидите, ждёте неприятность, мотор работает. Час, два, три. И неприятность-то может и вовсе не случиться. Но если и случится, то вы быстро садитесь в машину, но она уже не едет. Знаете почему? Бензин закончился. С тревогой то же самое.

Тревога – это тот фактор, который нас заставляет мобилизоваться. Испытав тревогу в ответ на какие-либо изменения, мы действительно мобилизуемся. В том числе и физически. Но на это тратится много ресурса. Бежать-то ещё не надо, а вы уже напряглись.

Наталья: Получается, это как «тревожный чемоданчик»? Сейчас же много людей боятся ядерной войны, голода и прочего. И некоторые собирают «тревожные чемоданчики» на случай «а если вдруг».

Виктория Паксеваткина: И ладно, если они только чемоданчик собрали, но они ведь могут и в бомбоубежище пожить. То есть тут речь о степени готовности и контроля. То есть одно дело — профилактика, а другое – тревога. Если мы вернёмся к моей метафоре, то профилактика – это отогнать машину на ТО, а не гонять её на холостом ходу. Тревога – это избыточное действие, которое тратит наши ресурсы ещё до того, как что-то случилось. А вот когда что-то действительно случится, то ресурсы у нас могут уже закончиться.

Люди, которые не отказываются от тревоги и переживаний, всегда имеют рациональные (для себя) причины этого не делать. Например, нормальный человек, утратив партнёра, через год уже сможет отойти от ситуации и восстановиться. А другой как будто «расковыривает» эту боль ещё и ещё. И когда у него спросить: «Почему ты так делаешь?» он ответит: «Я боюсь предать память». И задача психолога как раз понять, какое объяснение есть у конкретного человека, и объяснить, почему это дисфункционально. Заменить это убеждение.

Наталья: Виктория, а если ещё поговорить про период перемен. Вы наблюдаете по людям, с какими проблемами стали больше обращаться? Где найти опору на себя? С какими сложностями сталкиваются как психологи, так и обычные люди?

Виктория Паксеваткина: Частый вопрос: «Не сойду ли я с ума?» Сойти с ума в эпоху перемен невозможно, если до этого не было какой-то к этому предрасположенности. «Сойти с ума» – это, по сути, манифестация психиатрического заболевания. А психиатрическое заболевание не может развиться внезапно.

Мозг — это же такая же часть тела, он состоит из клеток, и все биохимические процессы протекают точно так же, как и во всём теле. И здесь мы не можем говорить о некой внезапности психиатрических заболеваний. Мы можем говорить о расстройствах. Человек под воздействием неких событий и обстоятельств может провалиться в депрессию. Некие события или обстоятельства могут вызвать посттравматическое стрессовое расстройство. Но это расстройство, это не «сойти с ума».

С языка обывателя «сойти с ума» это стать неадекватным, неадаптированным. И мы понимаем, что человек с депрессией и с посттравматическим стрессовым расстройством ведёт себя абсолютно адекватно. Он прекрасно понимает, где находится, он критичен к своему состоянию, и причислить его к группе сумасшедших мы никак не можем. Поэтому это не заболевание. Это расстройство. Да, в результате каких-либо событий у людей могут возникнуть ментальные расстройства. И это невозможно предсказать.

Человек – биопсихосоциальное существо, и на него оказывают влияние три фактора – биология, социум и психология. У нас разные типы нервной системы, мы разные по воспитанию, по установкам, по убеждениям, по жизненному опыту. Мы живём в разном социуме, соответственно, у нас разные социальные и культурные нормы, традиции. Одни и те же события у разных людей вызывают разные последствия.

Что касается «опоры на себя», здесь мы можем говорить о том, на что мы можем воздействовать. Например, я не могу воздействовать на свою биологию, потому что тип нервной системы мне достался с рождения. Но я могу воздействовать на такие личностные факторы, как жизнестойкость, стрессоустойчивость, умение справляться с трудностями, толерантность, готовность принимать изменения, брать на себя ответственность в стрессовых ситуациях. И эти все качества тренируются или вырабатываются. В этом можно опираться на себя.

Когда мы в себе находим личные ресурсы, на которые сможем опереться в сложной ситуации. Я не могу повлиять на ситуацию, но могу воспользоваться теми ресурсами, которые у меня есть, и могу этих ресурсов себе добавить.

Наталья: То есть, опора на себя – это поиск внутренних ресурсов, которые позволяют справляться со сменной жизненных обстоятельств?

Виктория Паксеваткина: Да, с любыми изменениями. Жизнестойкость и стрессоустойчивость – это те интегративные свойства нашей личности, которые позволяют нам выстоять. То есть я не могу гарантировать, что ничего никогда не случится, но наличие этих личностных качеств делает человека устойчивым к разного рода изменениям. И их легко выработать.

Одним из факторов жизнестойкости является здоровый образ жизни, здоровые привычки, позитивное мышление. Плюс – готовность брать на себя ответственность. Кто-то ничего не предпринимает в той или иной ситуации, а кто-то готов брать на себя ответственность и что-то делать. Вот это и есть опора на себя.

Colady: Позитивному мышлению можно научиться? Или это врождённое качество?

Виктория Паксеваткина: Это не врождённое качество, а приобретённое. Мы можем тренировать мозг, чтобы добиться позитивного мышления. И я думаю, что во многом такое мышление приобретается из семьи. В одной семье все видят в событиях только негатив, а в другой – фокусируются на позитиве. И ребёнок усваивает некий стереотип в семье, и вырастает либо человеком с позитивным мышлением, либо с негативным.

Но даже если вы выросли в семье с негативным мышлением, вы всегда можете себя переучить. Для этого есть различные техники и тренинги. Можно научить себя менять фокус с негатива на позитив. И это может сделать каждый!

Наталья: Виктория, спасибо вам большое за интересное общение. Уверена, наши читатели провели время с пользой.

Если вы хотите почитать другие статьи Виктории, пройдите сюда.

Журнал Colady.ru благодарит вас, что нашли время познакомиться с нашими материалами.

Нам очень приятно и важно знать, что наши старания замечают. Просим поделиться впечатлениями о прочитанном с нашими читателями в комментариях!

Также рекомендуем вам прочитать ещё одну интересную статью: Психологическая техника, помогающая справиться с тревогой